Проблема донорства в Казахстане, что называется, на острие ножа. Мы забираем органы у живых, но не берем у мертвых – и они, «хозяину» уже не нужные, но бесценные, уходят в землю, хотя могли бы спасти сотни человеческих жизней. Журналист Гульнара Бажкенова написала для нас эссе на эту тему, а фотограф Дамир Отеген проиллюстрировал его снимками первой в Астане операции по пересадке печени.
Глубоко верующая приятельница считает доказательством существования души наш язык. Мы говорим: моя рука, моя нога, мои почки, печень, сердце. Значит ли это, что моя рука, нога, почки, печень, сердце – не совсем я, а лишь то, что органично принадлежит мне? А при определенном стечении обстоятельств может принадлежать кому-то другому?
Я пересказываю наш разговор старейшему в Казахстане хирургу-трансплантологу Энверу Шарабутдиновичу Султанову (на фото). Он за свою жизнь повидал сотни почек, не одну печень и пару сердец, которые были «моими», а стали «твоими». Он один из главных исполнителей, передатчиков этого – все еще удивительного для меня – процесса. В тот краткий миг, думаю я, когда Султанов стоит за операционным столом с живым органом в руках, он вполне может заявить, что это уже не твоя и еще не его, а пока моя почка. Доктор Франкенштейн.
Кто лучше хирурга-трансплантолога может приблизиться к пониманию извечного вопроса, что такое есть человеческая душа? «Если она и есть, то точно не в почках, печени или сердце», – с легким оттенком иронии говорит Энвер Шарабутдинович. Ну, может быть, в мозге – органе настолько таинственном и вселенском, что, научись люди его пересаживать, еще большой вопрос, что к чему будут пересаживать – мозг к человеку или человека к мозгу?
«А почки, печень, сердце, костный мозг, роговицу глаза – не жадничайте, все отдавайте! Душа улетает, ну зачем ей тело? Я это вам как верующий человек говорю. Вот вы свои отдадите?» – спрашивает Султанов и окидывает меня оценивающим взглядом.
Вопрос застает врасплох. Душа улетает, зачем ей тело? Весь этот груз… Я слушаю биение своего сердца, склонного к чрезмерной чувствительности: чуть что не так, и оно уже бьется канарейкой в тесной клетке, будто норовя выпрыгнуть на волю. И кому такое надо? Не станет ли спасенный поминать меня недобрым словом, когда мое сердце в его груди не оставит привычек первого хозяина? Или в чужой клетке оно заживет другой, более счастливой и беззаботной жизнью? «Нет, конечно, индивидуальность не передается», – успокаивает меня Энвер Шарабутдинович. Я смотрю на него, как на кудесника: и почему бы не доверить ему свое сердце, не говоря уж о печени.
Продолжение репортажа смотрите здесь http://www.voxpopuli.kz/post/view/id/1038